Публикуем отрывок из новинки издательства «Новое литературное обозрение», предзаказ на которую у нас сейчас идет на сайте. Фрагмент отлично передаёт авторускую манеру автора, итальянского историка культуры Франческо Паоло де Челья.

ВАМПИРЫ НА УЖИН
Вот наконец могила якобы живого мертвеца вскрыта, а в ней — конечно, клад: останки, пропитанные подземными водами. Будто дети в магазине сладостей, стояли над этими останками раскопщики, глядя на них во все глаза. И здесь стоит признать существование той амбивалентной притягательности, которой люди прошлых веков наделяли содержимое могил. Словно в человеческих останках и самой могильной яме концентрировались силы вселенной.
Ну а с помощью этих магических останков можно было творить невероятное.
В истории про Арнольда Паоле и отчасти про Стану мы уже сталкивались с верой в то, что отогнать от себя зло и избежать превращения в вампира после его нападения можно, лишь поев земли из его могилы и окропив себя его кровью. Эта практика была весьма распространенной.
Даже четырехлетнему мальчику из Кэлаты не удалось избежать страшной посмертной участи: «Вскоре, без особых церемоний, его откопали, обезглавили, а собранной кровью помазали больных людей. Смерть, однако, не обратила внимания на этот ритуал и, казалось, с еще большим рвением принялась расправляться с людьми». Были, впрочем, и другие, более адекватные, если можно так сказать, версии ритуала, связанные уже не с жидкостью, но с воздухом. Для этого требовалось изъять у вампира сердце и «сжечь его, чтобы дымом окурить больных и тем самым излечить их». Разновидности такой практики засвидетельствованы и в контекстах, далеких от рассмотренных нами до сих пор. В 1827 году в Род-Айленде (США) от чахотки умерла девятнадцатилетняя Нэнси Янг. Страшная болезнь не оставила в стороне и других членов ее семьи. Именно поэтому домочадцы эксгумировали Нэнси, подожгли ее, окуривая себя с головы до ног дымом в попытке избежать смерти, которая, не заботясь обо всех этих ритуалах, вскоре настигла и прочих домочадцев.
Смысл действа всегда был один и тот же: заболевшие люди стремились вернуть себе жизненную силу, которую, как они верили, забрал себе покойник, и потому разными способами они искали контакта с этой витальной энергией, будь она в виде жидкости, трупных выделений либо дыма от огня, в котором горел оживший мертвец.
Дело могло зайти еще дальше. Иногда люди в буквальном смысле поедали мертвые тела. Таким образом они символически возвращали себе то, что покойные украли у них, «всосав» с их дыханием. И, в теории, они вновь обретали силу и энергию жизни. Стоит задуматься о том, насколько эта некрофагическая практика переворачивает с историко-критической точки зрения образ возвращенца как убийцы, как пожирателя живых, особенно если предположить, что обвиняемые мертвецы при жизни зачастую и не совершали ничего предосудительного, при этом же после смерти их могли эксгумировать и даже съесть без всякой на то причины. Вернее, так: причину эту всегда можно было искусно создать. Из самых благих побуждений, бесспорно.

Если же обратиться к конкретным действиям, то нужно уточнить, что «вампирскую» кровь собирали с помощью ткани. Позже ее отжимали, а заветную жидкость отдавали родственникам: как известно, они больше всех были подвержены проклятию. Иной раз — в зависимости от тяжести случая — эту кровь смешивали с мукой и пекли хлеб, который ела вся семья или даже вся община. Такой хлеб, как нам известно из источников, в некоторых случаях запивали водкой. Сердце же предполагаемого вампира, а также печень — ее функция, кстати, в те времена была не ясна даже академической медицине, считавшей этот орган бесформенным, наполненным кровью «двойником» самого сердца, — сжигали, а пепел добавляли в воду и выпивали. Один из подобных случаев произошел в румынской деревне в конце 2003 года. В ту зиму шесть человек эксгумировали тело предполагаемого стригоя, виновного в болезни его племянницы. Сердце несчастного сожгли, пепел же растворили в воде и дали девушке выпить это «целебное снадобье». Сердце и печень также можно было сварить в вине: его цвет символически имитировал и усиливал их, но в то же время нейтрализовал заряд крови. Затем органы употребляли в пищу. Или отдавали птицам и бродячим собакам.
Некрогастрономические рецепты были, по сути, неисчерпаемы. Разумеется, не каждый случай можно было подвести под утверждение, что «истинным универсальным феноменом была не антропофагия как таковая, сколько идея, что каннибалы — это не мы, это другие». Тем не менее следует признать, что некрофагия была относительно широко распространена в Европе. Вернее, в той Европе, где не гнушались использовать так называемые «могущественные» тела в ритуалах, в которых были намешаны и неуклюжие попытки врачевания, и магические практики, и стремление расправиться с врагом, присвоив себе его силу. У виселиц собиралась пестрая толпа жаждавших прихватить те или иные части тела, например, руки — для изготовления амулетов, кровь — от эпилепсии, лоскуты кожи — для избавления от артрита или облегчения родов, жир для лечения нервных заболеваний и для отливки магических свечей. Если изготовить такую свечу, добавив в нее палец ребенка или казненного преступника, то она, как полагали, сделает своего владельца невидимым. Или, во всяком случае, принесет удачу. Также людей интересовали кости покойника: в толченом виде они были необходимым элементом зельеварения. Конечно, все это народная медицина, но вполне себе подкрепленная рассуждениями ученых того времени. А также и духовенства. Итальянские церковники, к примеру, использовали термин «манна» (помните, то же слово бытовало и среди тех, кто верил в стригоев?) для обозначения некой жидкости, которая просачивалась прямиком из мощей святых*. Правда, теперь мы знаем, что речь тогда шла о простой воде. Однако среди манноточащих (мироточащих) святых нам встречается и уже упомянутый святой Николай: его знаменитая манна была признана «жидкостью, напоминающей кровь» (liquorem cruori proximum).
