«Эта книжка такая же небольшая, как и то, о чем она написана. С другой стороны, такая же плотная, такая же, смею думать, насыщенная. Предвосхищая мысль читателя по прочтении, я наперед скажу, что роман — о двадцатом веке. Я не имел желания писать теодицею, когда начал ее, как и не знал, чем мое произведение закончится. Но теодицея была единственным разрешением того, что мучило меня, единственным утешением».