Эти стихи «прыгают в классики» (романтические, символистские, модернистские) перед «котлом», куда они неизбежно попадают, чтобы там «сгореть» (как и дóлжно настоящим стихам). Их тянет к этому котлу, потому что в них самих есть потайной пыточный огонь, огнь, то и дело дающий о себе знать клубами дыма — промышленного, пароходного, древесного, табачного. Но в них есть и смех, много смеха: он шумит, грохочет вокруг горе-героя, который то деланонеуклюже, то по-звериному гибко прыгает из «класса» в «класс», из строфы в строфу. Это двоякий смех: нарочно сбивающий с ног, с ноги, избивающий, хлещущий, гонящий в «котел», но и поддерживающий, приободряющий, бодрящий. И если прислушаться, окажется, что это уже не смех, а шум мира, самой жизни — клена ярости, шиповника щедрости, сирени сомнения, жасмина мести...